И в тоне, и в словах невесты было так мало нежности, что лицо Алисона омрачилось.
— Это очень тяжелое условие, Джен, — возразил он. — Надеюсь, по крайней мере, что вы позволите мне отложить путешествие и остаться при вас, так как я опасаюсь, что неотвратимый удар может обрушиться на вас в самом ближайшем будущем.
Молодая девушка слегка вздрогнула и, отрицательно покачав головой, ответила:
— Благодарю вас, но это совершенно излишне. Я знаю, что мне предстоит, но легче перенесу свое горе одна — мне не нужна поддержка. Я настаиваю, чтобы вы из-за меня не откладывали свой отъезд ни на один час и не возвращались ни на один день раньше намеченного срока. Мы увидимся через год, а до тех пор верьте моему слову так же, как я верю вашему.
Джен поднялась с кресла и стала рядом с женихом с таким решительным видом, что Алисон сразу понял: воля его невесты непреклонна, и никакие доводы не заставят мисс Форест изменить свое решение. Да, молодая девушка действительно не нуждалась ни в чьей поддержке!
— Постараюсь доказать вам, Джен, что я уважаю ваши желания, как бы тяжело мне ни было их выполнять, — проговорил Алисон. — Но, отказывая мне в жениховских правах, позвольте хотя бы раз воспользоваться моим первейшим правом.
Джен ничего не ответила, но не сопротивлялась, когда молодой человек заключил ее в объятия и прижал свои губы к ее маленькому рту. Огонь страсти вспыхнул в его глазах; он крепче обнял стан невесты и собирался повторить поцелуй, но она гибким движением выскользнула из его объятий.
— Довольно, Генри! — сказала она. — Не будем усугублять тяжесть расставания. Через год вы открыто назовете меня своей невестой, а до тех пор — полнейшее молчание.
Алисон неохотно отступил на несколько шагов. Холодность мисс Форест отрезвила молодого человека, и его лицо приняло такое же спокойное и надменное выражение, какое было все время у Джен. Он не пожелал вымаливать ласку, в которой ему отказывали.
Быстрые шаги в соседней комнате заставили обоих занять свои прежние места. Когда дверь отворилась, молодая хозяйка уже сидела в кресле у камина и с любезным видом слушала своего гостя, который в почтительной позе расположился напротив нее.
В гостиную вошел пожилой человек с седыми волосами и умными пронзительными глазами. Нескрываемая насмешка мелькнула в его взоре, когда он взглянул на молодую пару.
— Доктор уезжает, мисс Джен, — обратился вошедший к хозяйке дома, — вы хотели переговорить с ним.
Молодая девушка быстро поднялась.
— Простите, мистер Алисон, — сказала она, — мне нужно идти к отцу. Я сообщу ему, что вы придете вечером.
Джен протянула жениху руку. Они обменялись многозначительным рукопожатием и взглядом, в котором было безмолвное спокойное обещание. Молодая девушка еще раз слегка кивнула и скрылась за дверью.
Седой господин подошел к Алисону и, положив ему руку на плечо, воскликнул:
— Поздравляю вас!
Молодой человек быстро обернулся.
— С чем? — резко спросил он.
— С помолвкой!
Брови Алисона гневно сдвинулись.
— Если не ошибаюсь, мистер Аткинс, вы позволили себе нас подслушивать?
— Возможно, — с величайшим хладнокровием ответил Аткинс. — Однако должен вам напомнить, Генри, что я не принадлежу к числу посторонних, от которых следует скрывать вашу помолвку.
Лоб молодого человека слегка разгладился.
— Вы, конечно, составляете исключение, мистер Аткинс, — ответил он, — а потому...
— А потому без дальних слов примите мои сердечные поздравления, — прервал его Аткинс. — Однако вы скоро обстряпали это дельце. «Хотите быть моей? Хочу! Прекрасно. Свадьба через год!» Все коротко и ясно, без лишних разговоров и сентиментальных фокусов — вполне во вкусе мисс Джен. Покойная миссис Форест пришла бы в отчаяние от такой помолвки.
На губах Алисона появилась презрительная усмешка.
— Если бы мисс Форест походила на свою мать, я едва ли стал бы добиваться ее руки! — возразил он.
— Вы правы; миссис Форест была и не в моем вкусе, — подтвердил Аткинс. — Она отличалась сентиментальностью, вечно казалась несчастной, постоянно была больна, склонна к слезам и чувствительным сценам. Одним словом, олицетворяла собой тип настоящей немки и в конце концов умерла от тоски по родине. К счастью, мисс Джен не унаследовала ни одной черты покойной матери. Девушка — вылитый отец!
— Я это знаю, а мистера Фореста никак не упрекнешь в сентиментальности.
— Теперь да, но раньше, мне кажется, она также была ему в некоторой степени свойственна, — возразил Аткинс. — Во всяком случае, у него хватило благоразумия, чтобы сразу же отречься от всего, что здесь считается неуместным. Мистер Форест поселился в Америке восемнадцать лет назад. Видимо, ему сильно не повезло на родине, так как он был страшно предубежден против Германии и всего, что с ней связано. Он обратил свою энергию на то, чтобы освободиться от прежних воспоминаний и стать настоящим американцем — даже переменил фамилию, и из Ферстера превратился в Фореста. К сожалению, его жене была ненавистна Америка, ее все время тянуло к немцам, и на этой почве между супругами происходили частые ссоры. В особенности предметом раздора была мисс Джен, которую отец хотел воспитать американкой, а мать мечтала сделать из нее немку. Когда девочка подросла, она решительно стала на сторону мистера Фореста и разбила этим сердце матери. Да, мне пришлось неоднократно быть свидетелем очень тяжелых сцен. Покой у нас наступил только после того, как миссис Форест скончалась от тоски по родине. Судя по состоянию здоровья мистера Фореста, и он ненамного переживет свою жену. — В последних словах Аткинса уже не было иронии — голос его стал озабоченным.